— Мне покраснеть?.. — надулась я. — Я много не ем, мне просто много нужно!

— И это, конечно, не одно и то же?.. — сыронизировал соблазнитель.

— Конечно нет! — отвергла я подобную связь. — Так о чем ты хотел поговорить?

— О том, что с тобой так трудно… — начал он и вызвал у меня вздох облегчения.

— Значит, я могу возвращаться домой?

— …Но так необычно и непредсказуемо… — произнес он умасливающим тоном.

Мечта увидеть огни Нью-Йорка повесилась, как мышь в пустом холодильнике.

— …И мне бы хотелось разгадать эту загадку…

Хе-хе! Не на ту напал! Не в нашем случае, дорогой, а то преждевременно поседеешь!

— У меня очень-очень много недостатков! — с нажимом перебила его я.

Не убедила.

— Я заметил, — съехидничал Никос, лениво потягивая из бокала какой-то светло-сиреневый напиток. Никогда такого не пробовала. Лично я берегу печень и такую гадость не пью! Процедил: — Ты разнесла в пух и прах мой дом, чуть не убила меня…

— Чуть-чуть не считается! — бурно защищалась я.

— …Довела до истерики прислугу… — медленно, но верно дожимал победитель народа… в моем лице.

— Зато они прошли ускоренные курсы экстремального выживания!

— …А уж про пасквильные рисунки в парадной зале…

Ой, да не надо запрещенных приемов! Вспоминать мои выдающиеся таланты всуе — это уже нечестно!

— Это абстракционизм! Вы ничего не понимаете в современном искусстве! — смертельно обиделась я на обвинения в полностью отсутствующем художественном даровании.

Да как он смеет? Может, я Шагал?! Или этот… Пьер Безухий… ой, Ван Гог?!

С жаром набросилась на глупого прожигателя жизни:

— Возможно, в будущем ты наживешь на них миллионы!

— Несомненно, наживу, — как ни странно, совершенно не стал спорить брюнет. Я даже ненадолго удивилась такой покладистости. — Обязательно.

Короткая пауза.

А все-таки я зря расслабилась! Потому что дальше услышала:

— Я точно наживу миллионы, если закрашу твои художества и не буду себя морально травмировать!

Меня хватило только на:

— Жаль! — И понимайте как хотите, чего именно мне жаль — рисунков или чужих нервов. Сытая я нынче, поэтому добрая. Аж сама себе удивляюсь.

— Твоя манера себя вести интригует, но возникает множество вопросов, на которые я обязательно получу ответы, — твердо пообещал Никос, снова повергнув меня в удивление.

— Зачем? — задалась я вопросом. — Это настолько важно?

— Да я сам себя спрашиваю, — скривился мужчина. Подался вперед, вперившись в мое лицо немигающими агатами выразительных глаз: — Почему красивая девушка ведет себя как асоциальный элемент, хотя имеет степень бакалавра философии? Или почему леди, обладающая тонким вкусом, постоянно ходит в мужских трусах и майке? Или…

— Мне нравится мой внешний вид такой, какой он есть, — уверенно заявила я. — А если тебя отталкивают шелковые трусы, то я рада! Да, кстати, у тебя еще парочки не найдется?

— Обносилась? — стал подтрунивать надо мной миллионер.

— Фасончик приелся… — неохотно созналась я, вытягивая ноги и складывая на груди руки. — Надо бы слегка обновить. — Повела шеей, стряхивая неприятное онемение. — Кстати, у меня тоже есть куча вопросов.

— Да-а? — Тон вальяжного, самодовольного кота. И бантик на шее. Под смокинг. Ладно, получай, что просил, ходячий мачистый атавизм. Получай и не жалуйся.

Я кашлянула и достаточно внятно произнесла:

— Например, почему умный, здравомыслящий человек, далеко не новичок в бизнесе, становится неуправляемым козлом в сексе?

— …? — застыл он, уставясь на меня в таком изумлении, как будто я ему сей момент подарила миллиард на мелкие расходы или процитировала Плутарха в подлиннике.

Нет, я могу, конечно. Но зачем?.. Чтобы опять стал на меня смотреть, как баран на новые ворота? Я от таких взглядов, может, дырками начинаю покрываться. У меня на его вытаращенные зенки уже аллергия!

— Или почему человек твоей внешности пробавляется кражей девушек, когда достаточно познакомиться и чуточку поухаживать? Да что поухаживать — просто ласково посмотреть?!

Выражение его лица было непроницаемым, но подсознательно я почувствовала, как он напрягся всем телом.

Да-а-а… Может, ему задачу Булоса [9] озвучить и вырубить философским нокаутом?.. Или подождать и добить пока вручную?

— А ты безмерно любопытна, котенок, — очухался Никос и встал, отвернувшись к морю. Вздохнул. — И задаешь опасные вопросы. — Красавец-грек хищно раздул ноздри и освободил туго затянутую бабочку. — Думаешь, это отвлечет меня от главного?

— А что у нас главное? — невозмутимо задала я чисто риторический вопрос. Почему риторический? Да тут и гадать нечего. Шуточки о том, что у мужчины главное, давно засоряют Интернет, а еще раньше — целыми тысячелетиями муссировались за столом на кухне под хохот представителей обоих полов.

— Э-э-э… — Его рука потянулась к моему плечу.

Я ловко отшатнулась. А вот без рук! Не надо нам преждевременных страстей за бокалом пива! Успеется!

— Тут смотря что считать главным, — пожала я плечами, ерзая в плетеном кресле и устраиваясь поудобнее. — В моем случае любой вопрос ведет к твоему поражению…

Мужчина резко повернулся, выдернул меня из кресла и прижал к себе. И меня стало как-то очень мало… Я просто потерялась на этом громадном поле деятельности.

— Почему с тобой так трудно! — пробормотал он, оттягивая мою косу и намереваясь поцеловать.

— А кому сейчас легко? — философски вопросила я, щупая объект, который мне настойчиво навязывали.

Не то чтобы мне прямо все нравилось, но и видимых дефектов не нащупала. В моральный аспект данного вопроса углубляться не будем — кое-кому поможет только лоботомия!

— Не елозь по мне, — предупредил мужчина, начиная кампанию по охмурению и соблазнению.

— А то?.. — Параллельно я раздумывала над тем, что лучше сделать первым: соблазниться или охмуриться? Ужас! Прямо раздвоение личности!

— А не то… — И он так тесно ко мне прижался, что я подумала: «Ой! Ого! Ни фига себе! И это все мое? Мне столько не надо!»

Когда я собралась донести до него последнюю мысль, то не успела по причине занятости рта.

Он меня поцеловал… И знал ведь, гад, что делал! Поцелуй, начавшийся как захватнический и жесткий, плавно перетек в нежный и ласковый, а я из обычного состояния перетекла в агрессивное!

Какое там соблазнение! Тут происходила диффузия, и я была против!

Честное слово, я вполне уступчива! Уже была готова охмуряться до Шопенгауэра… но все в этом мире имеет какие-то пределы!

Нельзя вот так набрасываться на бедную маленькую беззащитную пиранью и моментально требовать ответа на физическое действие! Ведь можно наткнуться на активное, яростное противодействие, и тогда оборзевшего чернобрового нахала спасет только…

В кармане смокинга завозился-завибрировал мобильный телефон.

— Это для усиления эффекта? — подпрыгнула я, отстраняясь от двухметровой печки. — Если сам не сможешь, так прогресс под рукой?

Никос чертыхнулся сквозь зубы. Одной рукой нащупал телефон, другой пригреб меня обратно и ответил на звонок:

— Никос.

Честное слово, прозвучало как «Саурон»!

Выслушал и быстро-быстро начал говорить по-гречески. Я затаила дыхание и растопырила органы слуха. Надеюсь, они не слишком явно вибрировали!

Какое количество ценных сведений можно получить, только оказавшись в нужном месте в нужное время!

Спустя какое-то время, потраченное Казидисом на ценные указания и возмущение падением курса акций его предприятий, мне стало скучно, тесно и жарко.

Притиснутая насильно к его горячему, крепкому телу, я силой мысли буравила белую сорочку и предлагала всем соучастникам преступления отправиться на прогулку в особо отдаленные южные края, именуемые адом.

Наши действия совпали: он отключил телефон, а я отключила совесть! Только он спрятал аппарат в карман, а я выставила отсутствие у меня одного из важнейших качеств наружу и потопталась у него на штиблетах.