Арию поддержал слаженный оперный хор.

— Музыкально, даже слишком, — пробормотал Рон. Обратился ко мне: — Так что ты хотела?..

— Я хотела… — Потрясла головой.

одиноко провыл какой-то мартовский кот, по которому плакало ведро холодной воды. Или кастрация.

В знак протеста я включила аудиосистему. Не помогло.

Нарастающее крещендо перебило и записи храмовых еврейских гимнов, и тяжелый рок «Раммштайна». С необыкновенной легкостью положив на лопатки Du hast, на просторах Нью-Йорка неслось:

— Да что такое! — взорвалась я, подскакивая к окну. И замерла.

На Таймс-сквер стояла красочная группа людей в маскарадных костюмах трубадуров и, подняв лица вверх, старательно выводила поставленными голосами «Серенаду» Шуберта. Это было более чем возмутительно, потому что это безобразие возглавлял… кто бы вы думали — Никос!

Я немедленно почувствовала в себе зверя — гигантского боевого хомячка! — и созрела для разъяснений. Потому что этот… этот Казановис… Козлиди… без названия мужчина поднял руку и дал отмашку:

…!!! Жаль, что я не могу высказаться об этом вслух. Статус не позволяет.

— По-моему, кто-то не знает, как пользоваться телефоном! — В дверь опять заглянула Анна. — Но все та-ак романтично!

— Угу, — кивнула я, захлопывая окно. — Чрезвычайно! Продолжаем!

Как выяснилось, от зова пары сотен человек, усиленного микрофонами и колонками (и это я не считаю подпевающих зевак и просто сочувствующих!), даже звукоизолирующие стекла не спасают. Особенно когда твое помещение заминировано ядреными цветочными запахами. Так что, увы, окна пришлось все же открыть.

Спустя час…

орали в полицейский громкоговоритель.

— Музыкально… но громко! — отвлекся Рон от обсуждения насущных дел.

— Может, скинемся и подарим им айфон? — влетела в помещение Анна, держась за голову.

— Лучше связку боевых гранат! Вызови полицию! — рявкнула я, опуская жалюзи.

— Ты серьезно?! А через что, ты думаешь, они орут? — поморщилась моя «правая рука». — Все полицейские Манхэттена прониклись бедой твоего муж… муд… клиента и предоставили ему свою громкую связь! Теперь о тебе знают все! В пределах пары миль…

Я молча ужаснулась.

Марча предложила:

— Давай им тоже что-то сделаем?

— Угу, — согласилась я. — Ошпарим! Продолжаем!

Через два часа…

— Джул! Джул! Джул! — скандировала вся площадь.

И почему мне запрещено пользоваться минометом?! Все равно разрушений от него меньше.

— Музыкально, но вразнобой, — флегматично заметил Рон, ковыряясь в ухе.

Остальные посмотрели больными глазами, но оставили без комментариев.

— ВОТ!!! — В кабинет ворвалась Анна, держа в руках две коробки с сотовыми телефонами, распечатанные листки и свернутый лист ватмана под мышкой.

Одну дрожащей рукой протянула мне, другую обмотала резинкой, прикрепив распечатку, и, подскочив к окну, открыла фрамугу пошире и метнула вниз на небольшом парашютике. Потом развернула лист, на котором большими красными буквами было написано: «Пользуйтесь сотовой связью! Спасает жизнь!» — и прилепила к окну клейкой лентой.

— Деньги за телефоны можете вычесть из моей зарплаты! — рыкнула темноволосая помощница, разворачиваясь на каблуках. — Мне уже все равно! Если они не заткнутся — меня посадят за убийство с отягчающими!

В Минотавра превратилась уже я!

Стравив пар ноздрями и ушами, я поправила вздыбленные космы, растопырила когти и поскакала восстанавливать законную тишину и гражданскую справедливость.

Меня заносило на поворотах. От меня в ужасе шарахались люди. Не дожидаясь лифта, я сняла каблуки и яростным торпедоносцем заскользила по лестнице, чуть ли не отрывая перила. Бойтесь, люди! Час моей мсти настал! Фурия на проводе!

Я вылетела на улицу через крутящуюся дверь, проболтавшись в ней три круга. Так разогналась. Пока наконец швейцар меня оттуда не выудил и не заорал:

— Радуйтесь! Джул пришла! Ур-р-ра!

Вокруг мигала яркими огнями щитовая реклама, переливались разными цветами YAHOO, NYGARD, PANASONIC, Bubba gump, Kodak, Bank of America и еще много разных страшных магических слов. Телеманекены тыкали в лицо, распаляя похоть вещизма, разыгрывали мини-сценки, сверкали намарафеченными лицами и телами, зазывали, улыбались, подмигивали… Гонял туда-сюда плотный транспортный поток, почти наполовину состоящий из желто-оранжевых такси.

Я на территории Таймс-сквер всегда чувствовала себя словно маленькая рыбка в огромном океаническом аквариуме. Много стекла, ярко, бесконечное мельтешение незнакомых лиц… Красиво, дико, необычно.

— Ур-р-р-а-а-а-а! — в едином порыве заорала вся многотысячная площадь, размахивая транспарантами «Джул, вернись!». На мою голову по пути следования разноцветным вихрем посыпались бумажки и лепестки цветов. Я ускорилась.

Не успела разобраться и понять, каким образом они меня с ходу опознали, как толпа расступилась и я оказалась лицом к лицу с Никосом Казидисом.

Ник сидел на высоком стуле под моим огромным портретом и держал в руках гитару. Лишь только я открыла рот, чтобы высказаться — долго, почти цензурно и очень подробно, он провел пальцами по струнам и запел в микрофон лиричную песню «Я люблю тебя» Йоргоса Феофануса.

Рот я все же закрыла. Для меня перекричать этот рев сложно, но можно. Беда в том, что под ногами сновали вездесущие узкоглазые японские туристы, которые шарили по сторонам миниатюрными видеокамерами и бесконечно щелкали фотоаппаратами и мобильниками. И я совсем не жаждала позориться перед начальством и всем миром в YouTube. Достаточно одного Манхэттена.

Никос закончил серенаду и подошел ко мне.

— Прошу твоей руки и сердца! — И опустился на одно колено.

Я вперилась в гитару пламенным взором революционерки, страстно жалея о невозможности сделать мужу красивый — а главное, заслуженный! — «испанский воротник» и хотя бы отчасти взять реванш. О харакири кое-кому брюнетистому я вообще молчу. Кровожадность — мое второе «я».

— Ой! — сказала многими голосами площадь. — Соглашайся, Джул! Та-ак романтично!

Я стояла и чувствовала себя обманутой. Нет! Дурой! Абсолютной! Со знаком бесконечности!

— Бери мужика! Бегом! — пихнула меня в бок громадная афроамериканка со встроенным «задним бампером» в виде квадратной полочки под кружку пива. — Уведут же!

— Si, si! [20] Такие на дороге не валяются, — поддержала ее латиноамериканка с выводком детишек, цепляющихся за юбку.

— Угу! — поддакнул гей с голубыми волосами и приметным макияжем.

— Есть желающие? — подняла я бровь, вспоминая перечень побед Казидиса. Примерно столько дам на этой площади как раз и обреталось.

— А то! — подтвердила женская половина присутствующих, дружно кивая и строя моему мужу глазки. — Мигом расхватают!